Жизнь как жизнь: почти по Шекспиру

И, ясное дело, восседала не на троне, а в мало-мальски приличной по деревенским понятиям избушке.

Правда, в некотором роде она была богаче этого самого Лира, потому как у него имелось лишь три дочери, а у нее их было столько же плюс сыночек-поскребыш, как говорят в народе. В нем, а также в старшеньких своих мать души не чаяла, младшая же из дочерей с первого дня появления на свет в нелюбимых была. Может, потому, что нежеланная, а может, по другой какой причине.

А уж как подрастать стала девушка, ей и вовсе свет немилым показался, потому как все шишки на ее голову посыпались. Особенно часто за то попадало, что кривду не любила, лести не знала. «Прямишница, - шипела на нее мать. - Другая бы смолчала или соврала, а эта все ляпает напрямую! Слова ласкового от нее не дождешься». Нередко и проклятия слышались из ее уст.

Потому, когда пришло время бабке распорядиться своим нехитрым имуществом, мнения младшей она и не спросила, благо, та уже много лет на чужой стороне жила. И хотя чересчур грамотные соседи говорили старушке словами Кента из той самой трагедии: «Совсем не знак бездушья - молчаливость. Гремит лишь то, что пусто изнутри», - она сделала по-своему. Старшим дочерям дом завещала, благо, тогда только что пошла мода на деревенские «фазенды», а чтобы именно им он достался, с одной из них был оформлен договор купли-продажи. Сынку ненаглядному, который на глаза матери не чаще раза в год показывался, Варвара «отписала» все деньги, что скопила на сберкнижке под предлогом «на смерть».

Младшая же, как Корделия в трагедии Шекспира, лишь заметила по этому поводу: «Я все люблю, как долг велит, не больше, и не меньше», - а потом добавила: «Отсутствие умильности во взоре, что мне в вину вменяется, - не промах, а заслуга».

…Прошло немало лет. Не думала, не гадала Варвара, что после выхода на пенсию проживет, считай, столько же лет, сколько жила в ожидании ее. Давно уже за девяносто перевалило, былой силы и в помине не осталось. Настало время всю заботу о ней взять детям. Кому же из четверых? По наивности своей бабка думала, что нарасхват будет, осчастливит их своим присутствием. К тому же, она всегда внушала им: «Есть - так убил бы, а нет - купил», - имея в виду себя, конечно, и приближающую смерть, хотя одна из ее односельчанок прожила сто пять лет, о чем мечтала и Варвара.

И вот тут она поняла, «во сколько злей укуса змей детей неблагодарность». Гонерилья и Регана, то бишь старшие дочери, поухаживав за ней зиму-другую, наотрез отказались делать это. К тому же, у них бабка чувствовала себя как на раскаленной сковородке.

- И по избе-то шибко не пройди! - жаловалась она знакомым.

- А ты разве можешь шибко, ведь еле-еле ногами двигаешь? - зная ее довольно сварливый характер, шутили те. - К сыну поезжай, у тебя ведь еще сыночек есть.

- Есть, конечно, да разве нужна я там? Там сноха хозяйничает. Правда, гостила я у них как-то; хорошо приняли, но остаться жить не предложили, нет.

«И хуже может стать. Пока мы стонем: «Вытерпеть нет силы», еще на деле в силах мы терпеть». И, следуя этому правилу неизвестного ей шекспировского героя, Варвара терпела до конца. Пуще всего боялась она, что отвергнутая ею Корделия (читай: младшая из дочерей) и слышать не захочет о том, чтобы забрать мать к себе. Та к тому времени сама была обременена не только детьми, но и внуками, и, в отличие от других, неработающих уже сестер, еще и производственную лямку тянула, худо-бедно сводя концы с концами. А может, не давал покоя старухе стыд: обделила ведь меньшую не только материнской лаской и заботой - «наследством» обделила, а времена теперь вон какие крутые, даже на большую зарплату не проживешь!

- Что, совсем худо тебе, мама? Поедем ко мне тогда, - не раз предлагала ей младшая.

«А с чем я поеду? - думала Варвара бессонными ночами. - Ведь даже пенсию за меня старшая дочь получает. Да и с какими глазами заявлюсь после всего, что было?».

Однако делать нечего: старость - не радость, ею с другими не поделишься. И когда младшая приехала за ней, бабка была рада-радешенька. От бодрости у нее к тому времени один голос остался, которым она по прежней привычке командовать отдавала «распоряжения» когда-то отвергнутой дочери. А та знай улыбается, слушая рассказы мамы о «злоключениях». А как-то раз взялась она рассказывать матери о короле Лире. Только о самом конце трагедии, где столько жертв, умолчала, пощадила, наверное, старушку.

Выслушав все с большим интересом и даже волнением, Варвара вздохнула:

- Когда, говоришь, жил этот писатель? Давно, похоже, а будто и обо мне все знал. Это ведь как будто моя история. Видишь, никому не нужен стал король, а младшая от него не отвернулась, пожалела. Вот и я так же… Жалко, теперь уж не изменишь ничего, умирать скоро.

Галина ВАДИМОВА