Вот такой случай из детства

Чаще других вспоминается школьная пора, когда мы, деревенские ребятишки, гурьбой возвращались с уроков. Кто-то шел в довольно жалкую избушку, а кто-то – в добротно сработанный, по-крестьянски просторный деревенский дом.

По дороге дело порой доходило до «разборок»: кто-то кого-то обидел во время перемены, кто-то наябедничал на соседа по парте, кто-то не дал списать контрольную… И тут в ход шли не только прозвища, причем самые обидные, но и пинки, толчки, даже кулаки.

Галька умела постоять за себя, характер у нее был мальчишеский. Может, потому и «задирали» ее реже других девчонок, даже за косички почти не дергали. К тому же, связываться с этой единственной отличницей в классе было опасно: попробуй тогда попросить списать контрольную или трудную задачу, заданную на дом!

Ее сосед по улице Заовражная, чернявый Мишка Цыплин, согласно своей фамилии, был более робкого десятка, но при случае мог уколоть любого, пустив в ход такую «шпильку», от которой даже самому терпеливому становилось не по себе.

– А у тебя отца нет и никогда не было! – пискнул он как-то в адрес Гальки. – Потому и живете вы бедно, и дом у вас похож на землянку!

Сверкнув из-под густой черной челки своими темными глазами, девчонка взорвалась:

– Как это «не было»? Мой отец живет в соседней деревне! Мы сами от него ушли, когда начал выпивать чуть ли не каждый день.

– Так тебе и поверили!

И тут в ход пошли самые веские аргументы – кулаки. Галька не просто отметелила довольно тщедушного, но верткого мальчишку, а вдобавок затолкала его в сугроб, высота которого оказалась чуть ли не вровень с ее домиком.

Не прошло и часа, как на его пороге показалась тетя Маруся – мачеха Мишки, которая после смерти матери заменила ему с братом, рыжим Шуркой, настоящую родительницу. И надо сказать, заменила более

чем удачно – не имея своих детей, в пасынках души не чаяла, тряслась над ними, как добропорядочная курица-наседка.

– Ну, где она, твоя негодница? – «закудахтала» сразу же, обращаясь к ничего не подозревающей матери Гальки. – Надо же, чуть не до смерти забила моего младшенького, еле дышит от страха, мог и задохнуться в снегу! Смотри, Палага, если еще раз она поднимет на него руку, не только в школу, но и в сельсовет пойду жаловаться.

– Да как же это она сладила с ним? Они ведь ровесники, в одном классе учатся, – не сразу поверила в случившееся хозяйка дома. – Ну-ка, слезай с печки, задам тебе выволочку! Кто тебя драться учил?

– Никто. Пусть не говорит неправду, – защищаясь от нападок матери валенком, оправдывалась непослушница. – Будет врать – еще получит.

Вскоре конфликт, понятно, был исчерпан, обиды с той и другой стороны забыты, и подростки, как ни в чем не бывало, как обычно, вместе возвращались из школы, дружелюбно посмеиваясь друг над другом. А после одного случая и вовсе подружились.

Послевоенные дети, они стремились хоть чем-то помочь родителям, особенно во время каникул. Галькина мать дров на зиму в достатке запасти, понятно, не могла. По льду возила тальник на стареньких санках через реку, порой продавая соседям возок буквально за кусок хлеба. Разгорались сырые дрова с большим трудом, долго-долго шипели после этого, тепла давали немного.

И Галька нашла выход: каждое лето отправлялась в заброшенные сады, в которых когда-то утопало ее село (в жестокую стужу военных сороковых яблони, груши, сливы и вишни вымерзли) на заготовку хвороста. Проку от ее вязанок было не так уж много, зато сдобренный сухим валежником мерзлый тальник разгорался почти сразу же и весело, не надо было изо всех сил дуть на подложенные бумажки.

Глядя на нее, и другие соседские подростки, вооружившись топориками, зачастили в сады. Мишке и многим паренькам, имеющим отцов, нужды в этом не было, однако они отправлялись «на лесозаготовки» за компанию, как говорится.

Как-то раз, сильно размахнувшись топориком, Мишка ударил им по ноге. Кровь хлынула из раны сразу же, и так сильно, что он не просто испугался, а стал белее полотна и застонал так громко, что всем стало еще страшнее. А им поможешь? Все присутствующие стояли в оцепенении.

И лишь Галька не растерялась.

– Ну, отвернитесь все! Быстро! – скомандовала она. – И ты, Миша, тоже.

Одним движением девушка сдернула с себя видавшее виды, но еще очень приличное платье (оно досталось ей от старшей сестры и было в единственном экземпляре, не считая старенькой школьной формы да летнего сарафанчика) и, оторвав от него по подолу довольно широкий кусок, туго-натуго завязала рану.

– Теперь понесем его домой, а вообще-то, он и сам пойдет тихонько, только держать будем с двух сторон. Дойдешь?

…На второй день в доме Пелагеи появилась Маруся:

– Где она, спасительница моего сыночка? Врачи сказали, что если бы не она, не выжить бы Мишеньке, кровью бы истек. А она вовремя сообразила, что делать надо. Вот тебе, Галенька, конфеты, спасибо, родненькая, спасибо! А это тот самый лоскуток от платья. Я его хорошенько выстирала, может, пришьется на место? Знаю, что лишней одежки у вас нет.

Прихрамывал Мишка недолго и вскоре почти забыл о своем ранении. Правда, на заготовку дров его больше не пускали. Парень из него получился ладный, работящий, муж и отец тоже неплохой. Да только недолго берегла его судьба: погиб на стройке, где оступился и упал – страшно сказать – в чан с кипящим гудроном.

Когда-то давно бедовая Галька продлила ему радость жизни, а в тот роковой момент «спасительницы», понятно, рядом не оказалось. Судьба…