Елабужские страсти: она сдала своих детей в интернат, вот как они отплатили ей

Первого ее парнишку по имени мало кто звал – все Чумпей да Чумпей. А почему так, он и сам не знал. Приклеилось к нему это «погоняло», и все тут. Чумпея мать, считай, не растила, чуть ли не с первого дня жизни мальчонка жил в семье дяди – огненно-рыжего Пашки Каракова. Его жена Екатерина, обремененная кучей своих ребятишек, на лишний рот не жаловалась. Благо, Чумпей с малолетства лихо разъезжал на лошади, подменяя иногда дядю-пастуха. Да и по дому никогда не отказывался помочь. Что касается учебы, тут я лучше промолчу.
Вскоре у старшенького одна за другой появились две сестренки, как  две капли воды похожие друг на друга. В деревне знали, на кого похожи Лена и Люся – на Ивана Устинова, заведующего фермой, где дояркой работала Анна, женщина далеко не тяжелого поведения. Года через три после их появления у Анны на свет народилась Наташа, а через год – еще одна дочка.
Сказать, что малыши жили в самых неподходящих условиях –  значит ничего не сказать, поскольку условия эти были ужасными: грязь в маленькой избенке, недостаток самого элементарного, включая одежду и питание. Да, детский сад в деревне был, но девочек туда не водили – не в чем было.
Дома они нередко оставались одни, и только появление Натальи, придурковатой одинокой старухи, которую Анна уговорила пожить у нее, приглядывая за детьми, в какой-то мере спасло положение –мало ли что могли натворить ребятишки. К слову, Наталья по-своему любила малышей, оберегала от холода, собак и прочих напастей. Да только вот прожила она в доме Караковых недолго.
После ее смерти кто-то надоумил Анну отдать девчонок в интернат, что она с готовностью и сделала, освободившись от обузы. Зная, что дети теперь обуты, одеты и накормлены, женщина продолжала вести разгульный образ жизни, ни разу не навестив их в городе, до которого, считай, рукой подать.
Выйдя на пенсию, гулена немного остепенилась и даже вышла  замуж (в первый раз!) в соседнюю деревню. Говорили, что там у нее хозяйство завелось, появился огород, которого на родине не было и в помине. Да только через какое-то время ее муж умер, а вскоре слегла и сама Анна.
Каким уж там образом, неизвестно, но Лена и Люся узнали о тяжелой болезни матери и тут же приехали к ней. Обе нарядные, красивые (к тому времени получившие неплохое образование), с сумками, полными гостинцев и лекарств, они предстали перед глазами той, что помнила только их имена.
– Мама, мамочка, ты узнала нас? Мы – твои дочки. Не помнишь? Я – Лена, а это – Люся, она медицинское училище недавно окончила. Мы так хотели тебя увидеть, так плакали, когда к другим детям приезжали родители! Когда подросли, стали проситься к тебе на каникулы, но оказалось, что отпускают только тогда, когда кто-то приедет за нами. Ну как ты, родная? Чем болеешь?
Что могла сказать в ответ непутевая мать? Только плакала, глядя на то, как дочки готовят для нее обед, убирают в избе, то и дело называя ее ласковыми именами. Потом они истопили баню, намылили ее, нарядили в красивый халат, что привезли с собой, сменили давно нестиранное постельное белье.
– Как же ты, мамуля,  одна-то останешься? Нам ведь пора ехать, на работу надо… Впрочем, зачем тебе здесь оставаться? Тебе, родная, нужны хорошее лечение и уход. Сейчас тебе поможем собраться, вызовем такси и увезем в город. Не хоромы, конечно, но жилье у нас там есть. Будешь рядом с нами, мы тебя никогда не оставим.
Соседки, прощаясь с Анной, не скрывали слез: больно уж ладно все получилось. Вот Вера вырастила троих детей, а теперь совсем никому из них не нужна; у Дуняры сынок годами глаз не кажет. А тут…