«Елабужские страсти»: Не в бровь, а в глаз

Это «подарок» войны, когда Сани, Федоры, Вари одни растили ребятишек, к которым приклеились «новые» фамилии: Санин, Федорин, Варин… В Лекареве - другая «мода». Здесь больше по занимаемой должности «величают». Работал мужик завхозом, так Завхозом и умер. Бывшего председателя сельсовета до сих пор зовут Сельским. А еще был Миша, которого все называли Корреспондентом, потому что всю жизнь, считай, писал заметки в нашу газету.

Да, точности и меткости нашему «великому и могущему» не занимать, остроты - тоже. В русском языке, если покопаться, такое отыщешь… И все не в бровь, а в глаз, как говорится. Вот один пример.

Хозяина этой непутевой семьи по имени звали не часто, разве если только надо было обратиться с какой-либо просьбой, что случалось тоже крайне редко. Нет, имя у него было неплохое - Иван, но его без употребления «приставки» Шабала, считай, никогда и не произносили. Мало того, и их фамилия Горчаковы со временем стала как бы забываться. Жену кликали Дунькой-Шабалкой, а про маленького Толю иначе, как Шабалин, не говорили до тех пор, пока он в школу не пошел.

Память услужливо подсказала мне, что избенка Ивана Шабалы сиротливо стояла на пустыре, вокруг нее не было не только никакой мало-мальской сараюшки (а зачем, если у Шабалиных отродясь не водилось даже курицы, не говоря уж о поросенке?), но и нужника. Огород был, понятно, но на нем почему-то никогда ничего не родилось. Ту же картошку Шабалины брали в долгу соседей, расплачиваясь потом за нее рыбой - хозяин только рыбачить и умел, (а кто этого не умел в деревне, стоящей на самом берегу полноводной Волги?). Да и выпить он был не дурак, попустословить.

Денег, само собой, в этой семье не водилось, ведь ни хозяин, ни Дуня в колхозе не работали ни дня, хотя на моей памяти зарплату в то время от случая к случаю уже давали. Сами Шабалины ходили в одежонке с чужого плеча, их сыну, оказавшемуся вовсе не способным к учебе, тоже кое-что перепадало от соседских пацанов. Словом, полная безалаберность, особенно по деревенским меркам, где впроголодь мало кто жил, даже матери-одиночки, каких после войны расплодилось с избытком, как-то сводили концы с концами - и гостинцами изредка баловали семью, где было не меньше трех-четырех ртов.

Шабала, Шабала… Над этим прозвищем, как и над другими из полузабытого детства, я впоследствии задумывалась не раз. Почему односельчане «наградили» Ивана именно так? К тому же, родственное звучание имеют многие другие слова, та же Шабаловка, шаболы (или шоболы), шаболить, шобель. Теперь, еще раз заглянув для достоверности в словарь великого Даля, я могу объяснить, чем это было вызвано.

Оказывается, одно из значений слова «шабала» (шабалда) - это бестолковый пустомеля, болтун, врун. «Бить шабалу» означает слоняться без дела и балагурить, баклуши бить. «Голова без ума шабала». Иван был шабальным, то есть шальным, вздорным, тунеядным, праздно слонялся.

Употреблялось это слово еще в значении лохмоть, махор, истасканная одежда (она всегда в шоболах), а еще это шумовка, плоская поварешка.

Одного из моих сверстников прозвали Бубен, что можно было объяснить тем, что он, рахитик, имел непомерно большой живот и не мог ходить лет до трех. За это его, кстати, потом обзывали и Сиднем. Другого иначе, как Зимбелем, за глаза не называли. Почему именно так, ведь «зимбель» - это род округлого кулька мягкой корзины из рогозы? Как пишет Даль, в зимбелях обычно привозили плоды из Персии.

В нашей же деревне зимбель был у одной-единственной древней старушки, с ним она только в сельмаг ходила. Выходит, Витька чем-то напомнил эту корзину, ведь он на самом деле был мягким, безвольным, всего боялся. К тому же отличался огромным аппетитом, а в зимбель Дунилки, как звали эту старушку, много кое-чего входило.

На просьбу вспомнить какие-то необычные прозвища мои коллеги чего только не назвали! Одной запомнилось целое поколение, где каждого иначе, как Шурале, не называли. Дело дошло до того, что одну из женщин-товарочек, работающую дояркой, подруги запросто кликали Шуркой, а та не обижалась: Шурале она и есть Шурка.

А еще в одном месте жили Барсуки - не один-два, а целый род. Нет, фамилия у них была, а как же, но они и сами ее, наверное, вспоминали редко. Все потому, что когда-то их предки были барскими и до того усердно служили хозяину, что их потом так и звали «барскими». Со временем это стало прозвищем, но уже в облегченном варианте - Барсуки-то легче произносить. О детях же говорили: «Барсучьи пацаны».

Петя-баса (с ударением на первом слоге). Так и умер мужик с этим прозвищем, потому что когда-то в молодости он пел в церкви, а отец подсказывал: «Петя, баса, баса дай!»

Галина РОМАНОВА