«Елабужские страсти»: Березонька в наследство

Одна мне особенно понравилась. Кудрявая такая, вторая от тропинки. Это моя березонька будет. Я опять к ней летом пойду, когда у бабушки буду жить. Ты видела ее, а? Давай вместе туда пойдем, я березку тебе покажу. Старенькая она, вершина сломалась когда-то, а дерево все растет, кудрявое такое стоит. Мамочка, почему ты плачешь?

Добрая такая девчонка - листика напрасно не сорвет, жука не обидит. На березу не лазила, только все ствол ее гладила, жалея, что трещин на нем много. Городская, а сама больше на деревенскую похожа - все живое очень уж любит.

Берез было четыре. Никто не знал, откуда они появились на этой поляне, которую все с незапамятных времен называли Стрелкой. Возможно, ветер-игрун занес сюда семена, и земля спрятала их на своей груди, а весной напоила влагой и, шепнув тихонько: «Растите!» - выпустила их своих объятий былинки, пока еще ничем не напоминающие деревья. А может быть, человек, увидев в лесу тонкие стволики, не мог не подивиться их красоте, и, осторожно выкопав, посадил в саду. Когда-то Стрелка представляла из себя большой колхозный сад, который вымерз в лихую годину, и женщины, измученные войной, срубили яблони на дрова. А березки пожалели - очень уж весело шелестели они, напоминая о тех счастливых днях, когда здесь звенели песни. Девчонок тоже было четыре. Они родились после войны и только по рассказам знали, что пришлось пережить всем в то время. Они росли бедовыми, эти девчонки. А руководила ими Галька. «Командир, - говорили о ней старушки с улыбкой, - непременно начальником будет». Когда Галькина ватага открыла для себя Стрелку и березы, растущие на ней, будущий «начальник», окинув их хозяйским глазом, твердо сказала: «Вот эта вторая, кудрявая, моя будет!» Остальные, поспорив между собой, «заняли» другие деревья. И с тех пор место это стало любимым для девчонок. Здесь они играли, сюда приходили за ромашками, под березами отдыхали, возвращаясь с полными корзинками грибов и ягод. И каждый раз непременно хоть на минутку каждая взбиралась на свою березку, откуда хорошо было видно село.

Росли девчонки. Все реже слышался их смех под ветвями деревьев, да и сами березы становились степеннее, даже летний наряд их стал темнее. Галькина же «подружка» стала пышной, ствол ее выровнился, забираться по нему на макушку стало трудновато, да и нужды в этом не было - девчонка уже кончала школу. Правда, березку свою она не забыла: то зимой к ней на лыжах прибежит (проверить, не замерзает ли), то про свои обиды рассказать придет (и легче становилось ей, будто утешил кто-то близкий). В тот день она пришла за цветами: июнь - пора ромашек, и Стрелка в это время становилась белой от их цветущих головок. Сразу же подошла к березе и застыла от удивления, увидев на ветке букет. «Кто это сообразил такое, только цветы зря сгубил, наверное, вчера их собрали, успели повянуть, - размышляла она. Да тут еще и записка, химическим карандашом что-то нацарапано. «Галочке от Ю».

Долго не могли дождаться в тот день ее дома, а когда мать увидела в дверях притихшую девушку, она с удивлением сказала: «Ты что, ромашек, что ли, не нашла? Зачем увядшие принесла? Что ты их в воду ставишь - все равно не выживут».

Старая береза в то лето не была одинокой. Каждый вечер ждала она Галю и знала, что та обязательно придет, да не одна. И нисколько не надоедало ей слушать бесконечные разговоры, порой споры, и радоваться, что молодым так хорошо рядом с ней.

Прошло еще лет пять. «Начальником» Галя не стала, а ее «подчиненные» разъехались кто куда, осиротели их березы. Долго не видела «хозяйки» и Галино дерево. Зато однажды, когда на ее ветвях появились листочки, еще не совсем закрывающие белизну ствола, на поляну пришли они, только теперь их было уже трое. Конечно, третий человечек совсем не велик, и не мог еще даже ходить, однако она поняла, что друзей у нее прибавилось.

А потом случилось что-то страшное. Это береза поняла сразу, потому что женщина пришла к ней одна, притом поздно вечером, обняла ствол, и ее горестные рыдания болью отзывались в каждом листочке. Был июнь - пора ромашек, даже в темноте можно было разглядеть их головки. Галина сорвала несколько цветков, добавила к ним веточку березы и медленно пошла в село. Она несколько раз останавливалась, словно что-то вспоминая, и березе хотелось догнать, утешить, пожалеть эту сгорбленную женщину, которая в своем черном платочке сейчас была похожа на старуху.

С тех пор не слышала береза знакомых голосов. Галкины подружки, остановившись как-то на поляне, говорили, что их «командир» живет теперь в Елабуге и, наверное, совсем не вспоминает друзей, родную березу. Не хотелось ей верить в это: не могла Галина забыть ее, просто времени у нее не хватает, чтобы приехать в родные края. А этим летом что-то слишком часто вертелась у берез девчонка, очень уж похожая на того, кто когда-то впервые робко назвал Гальку ласковым именем «Галчонок».

…Обычно березы первыми сдаются осени - еще в начале сентября появляются на них золотые пряди. Нынче же старая береза зеленела долго, словно надеялась на чудо: авось, лето вернется, тепло ведь. А может быть, ждала чего-то? Конечно, ждала! И дождалась, вон не идет, а бежит к ней подруга: «Здравствуй, березонька! Как ты тут без меня? А мне дочка о тебе все уши прожужжала. Вот я и приехала. Хоть немного вместе побудем».

Алина КУГАВА