Елабуга в годы войны: как маленький город спасал столичных писателей и интеллигенцию

В маленький город Елабугу на Каме в годы Великой Отечественной войны было эвакуировано 2500 человек: москвичей, ленинградцев, беженцев из разных городов России, Украины и Белоруссии. Среди первых эвакуированных прибыл «цех литераторов» из Москвы: поэт-переводчик Марина Цветаева с сыном Георгием Эфроном, поэтесса Нина Саконская с сыном Сашей Соколовским, переводчица Татьяна Сикорская с сыном Вадимом, писатель-очеркист Николай Добычин с супругой Зинаидой Серяковой и девятилетним сыном Сашей, писатель, театральный критик Михаил Загорский с женой, супруга писателя Юнги – Валентина Ржановская, писатель Е. Марголис. Всего 13 человек.

Татьяна Сикорская, покинув Елабугу 24 августа, позднее вернулась с мужем, поэтом-переводчиком Самуилом Болотиным.

В 1942 году в Елабуге оказалась сценаристка Марика Гонта, из Ленинграда прибыл переводчик, основатель советской школы поэтического перевода Михаил Лозинский с семьей, исследователь античной литературы Мария Максимова. Ученый, исследователь творчества А.С. Пушкина, писатель Лев Модзалевский с семьей прожил в Елабуге зиму-весну 1943 года.

Первые впечатления

Перед отъездом из Москвы Георгий Эфрон записал в дневнике: «Окончательное место назначения – город Елабуга, на реке Каме. Население 15000 ж. Говорят, там есть русская школа. Это в Татарии».

Сведения о численности елабужан Георгий мог узнать из опубликованной переписи 1939 года – точное число проживающих было – 15 270 человек (7175 муж., 8095 жен.).

Провинциальный городок, затерявшийся в далекой глуши, описан Александром Соколовским в его книге «В Колобовском переулке»: «От елабужской пристани в город вел долгий – многокилометровый путь. Он тянулся мимо деревушек, окруженных тополями и липами… Мы двигались за подводами, слегка подпрыгивающими на булыжной мостовой… Елабуга показалась мне довольно приветливым городком. Правда, после огромной Москвы и больших городов, которые мы миновали, она казалась совсем крохотной. Город поднимался на косогоре чистыми каменными, залитыми заходящим солнцем зданиями. А если пройти по улицам, в нем оказывалось много одноэтажных домишек, прячущихся за буйной зеленью палисадников…».

Георгий Эфрон в дневнике продолжает: «Елабуга похожа на сонную, спокойную деревню»; «Из окна вижу, как под дождем, в сумраках возвращаются коровы с пастбищ»; «Боюсь, что наступила пора дождей, порождающих елабужскую грязь».

Размещение и быт

Городской совет сразу же оказал помощь прибывшим, разместив их во временном общежитии, устроенном в здании библиотечного техникума.

Татьяна Сикорская в 1948 году писала в письме Ариадне Эфрон: «По приезде в Елабугу мы попали в какой-то заброшенный дом, жили все в одной большой комнате. Я по вечерам часто пела песни, и М. И. с удовольствием слушала их, оживлялась, забывала свою тоску. Но днем, когда мы все бродили по городу в поисках квартиры и работы, она опять становилась мрачной и недоверчивой. <…> Гибель и смерть казались ей неизбежными – вопрос в месяцах, а не в годах жизни. Она то начинала жаловаться, становилась откровенной, то вдруг опять замыкалась в себе…»

Местные жители по разнарядке от горсовета обязаны были подселять эвакуированных в свои дома и освобождать приезжим комнаты.

Распределял по квартирам всех эвакуированных товарищ Краснов.

Большая часть приехавших вынуждена была жить на окраине города в домах без удобств, в тесных и многолюдных помещениях.

Мур писал в дневнике, что хотел бы жить с Сикорскими. Вадим Сикорский вспоминал, что Марина Ивановна сказала: «Давайте поселимся вместе… Пусть мальчики подружатся…». Однако не вышло.

Татьяна Сикорская сняла маленькую комнату в доме по адресу ул. Тойминская, д. 1. Цветаева с Георгием были подселены к семье Бродельщиковых.

В доме Бродельщиковых (ул. Ворошилова, дом 9 (ныне ул. Малая Покровская, дом 20) им отвели маленькую комнату, отделенную от комнаты хозяев дощатой перегородкой, не доходящей до потолка, вместо двери висела шторка (ее называли «задергушкой»).

В пятиметровом закутке с тремя окнами на улицу были стул, тумбочка и два спальных места: железная кровать с панцирной сеткой и маленькая кушетка.

Нина Саконская в чужом доме в Елабуге (ул. Казанская, 69) сумела создать уютный уголок. В ее закутке висело модное, большое, как ковер, бакинское сюзане, спускаясь со стены, оно накрывало пружинный матрац. Рядом располагалась настольная лампа.

Семью Лозинских поселили в центре города, в каменном купеческом особняке на улице Ленина. В этом же доме в то время жили еще две семьи: ученого-математика, академика В. И. Смирнова и физика Е. Ф. Гросса. У Михаила Лозинского была большая семья: жена Татьяна Борисовна, дочь Наталья с мужем Никитой Толстым и маленькими детьми Катей, Мишей, Наташей. Все три семьи вели общее хозяйство, которое в шутку называли «колхоз». Завтраки, обеды и ужины готовили по графику. В трех семьях было пятеро детей, поэтому решили купить козу. Покупка достаточно дорогая: три тысячи рублей.

Дочь Михаила Лозинского Наталья вспоминала, что часто отключали электричество, зимой стенка, у которой спал отец, была покрыта инеем. Тут же была печка, которая ничего не нагревала, в ней только можно было подогреть обед. Дети спали в соседней комнате. Маленькая комнатушка была проходной, тут же дочь стирала пеленки – у Лозинского родилась внучка.

Один из его ленинградских товарищей в это же время запишет в своем дневнике: «За обедом в Доме писателей вот что рассказала Наталья Васильевна (мать Татьяны Борисовны) о Лозинских-Толстых: «Старик Лозинский в Елабуге, кончает «Рай», просит выслать Кальдерона. Татьяна Борисовна пестует одновременно детей, живущих в лесной избушке с няней в 7 км от Елабуги, и старика в Елабуге. Истощилась и выглядит, как заправская ленинградская дистрофичка. Наташа рубит дрова в лесу и возит за 4 км домой на тележке – заготавливает на зиму».

Жизнь в военное время

Война круто изменила привычную жизнь и местных жителей, и эвакуированных. Приходилось привыкать друг к другу, терпеть неудобства, менять жизненный уклад. Квартирная хозяйка Марины Цветаевой Бродельщикова спустя годы рассказывала, что постоялица ей сначала не понравилась, показалась надменной и гордой. Не нравилось хозяйке и то, что у квартирантки не было ни пайка, ни дров на зиму. Позднее им удалось подружиться. Иногда вместе курили, говорили о войне, о наступлении немцев, о том, будет ли победа.

В условиях военной повседневности Елабуга была городом удобным для жизни. Здесь можно было купить продукты на рынке, так как многие елабужане держали молочный скот, коз, кроликов, птицу и почти у всех были свои огороды. Приведем цены на продукты в военные годы: морковь (1 штука) – 80 копеек, соленые огурцы (1 шт.) – 6 руб., лук (вязанка) – 10 руб., картофель (пуд) – 80 руб.

Цветаева покупала у хозяев рыбу, у соседей молоко. Сын приобретал на рынке масло и мед. Он с разрешения матери тратил в день на еду для себя 6 рублей, считал елабужские харчевни неплохими: «…что здесь хорошо, это харчевни – их много и в них вкусно…». Хозяйка Бродельщикова в беседах, которые записал аспирант Елабужского педагогического института В. М. Головко в 1968–1970 годах, рассказывала, что кормили в столовой баландой и давали кусок хлеба, примерно 300 граммов. Особенно нравилось Георгию елабужское медовое мороженое.

Однако трудности с продуктами были и у приезжих, и у елабужан. Елабужане могли не замечать отсутствия некоторых продуктов в продаже, а Георгию Эфрону пришлось привыкать к черному хлебу.

Цветаева, боясь надвигающегося голода (у нее с собой было всего 450 рублей), просила хозяйку продать или обменять привезенное из Москвы столовое серебро, но та помочь не смогла, желающих купить серебряные чайные ложки не нашлось.

Трудоустройство

Трудно было эвакуированным устроиться на работу. Городские власти должны были трудоустроить всех эвакуированных, но возможности работы в Елабуге были ограничены. Хотя в городе было 7 школ, библиотечный техникум, учительский институт, две библиотеки, краеведческий музей, радиоузел, кинотеатр «Ударник» и газета «Сталинский путь», места были заняты местными.

Некоторые из группы эвакуированных писателей искали и находили работу сами. Нина Саконская смогла устроиться учительницей пения в школу имени Ленина, сын Татьяны Сикорской Вадим работал заведующим в кинотеатре «Ударник».

Труднее всего было Марине Цветаевой. Георгий Эфрон в дневнике пишет: «Положение матери еще усложняется и тем, что у нее чисто литературная специальность, и из-за этого возможностей зарабатывать деньги меньше, тогда как остальные всегда могут легко найти чиновническую работу и т.д.»

Татьяна Сикорская вспоминала, что Марина Цветаева как жена и мать «врагов народа» боялась заполнять анкету при поступлении на работу, – в том числе и поэтому ей казалось привлекательным место судомойки: для такой работы анкета была не нужна.

О елабужских мытарствах Цветаевой в дневнике пишет сын: «…мать была в горсовете, и работы для нее не предвидится; единственная пока возможность – быть переводчицей с немецкого в НКВД, но мать этого места не хочет». «Настроение у нее – отвратительное, самое пессимистическое. Предлагают ей место воспитательницы; но какого черта она будет воспитывать? Она ни шиша в этом не понимает. Настроение у нее – самоубийственное: «деньги тают, работы нет».

Марина Ивановна приходила узнать о работе в учительский институт и библиотеку. В институте размер заработной платы мог бы составить 500 рублей, в библиотеке 225 рублей.

Творчество в эвакуации

Несмотря на тяжелые условия быта, скудный домашний рацион, непривычную работу, у эвакуированных писателей была возможность литературного творчества.

Михаил Лозинский в Ленинграде в 1939 году работал над переводом «Божественной комедии» Данте. 6 февраля 1942 года в Елабуге он начал переводить третью часть комедии Данте «Рай». Не хватало бумаги. Записывать черновые варианты перевода было не на чем. Для белового текста раздобывалось что придется, чаще всего обложки исписанных тетрадей и старых брошюр. Внутренние стороны обложек были чистыми, на них можно было писать.

В книге «Двое. Разное» Наталья Толстая, внучка Лозинского, родившаяся в Елабуге, пишет: «Копировальной бумаги в Елабуге было не достать, и сын Лозинского, с трудом раздобыв копирку, прислал телеграмму с радостным известием. На телеграфном бланке стояло: «Жопировальную бумагу выслал». Ниже была пометка почтового отделения: «Жопировальная. Так». С тех пор копировальную бумагу в нашей семье иначе не называли».

Через девять месяцев работы, 14 ноября 1942 года «Рай» был переведен на русский язык и к переводу были написаны примечания.

Писатель, очеркист Николай Добычин (1904–1942) уже в 30-е годы был членом Союза советских писателей. Один из его первых рассказов «Пасынок», опубликованный в журнале «Октябрь» №3 в 1926 году, принес ему известность. В 1933 году за фельетон «Оживляли газету», опубликованный в свердловской газете «За магнитострой литературы», писатель был подвергнут трехнедельному аресту. В 1933–1934 годах были изданы два сборника его рассказов «Рассказы о нашем городе», а в 1938 году – «Хакасские рассказы».

В Елабуге тяжело больной писатель завершил книгу «Партизанские сказки».

1 октября 1942 года, пролежав 5 месяцев в елабужской больнице, Н. Е. Добычин умер от туберкулеза кишечника. Его похоронили на том же кладбище, что и М. И. Цветаеву.

На могиле лежит камень, потемневший от времени, на котором еще можно различить крупные буквы: «Писатель Добычин Николай Ефимович, родился 12 октября 1904 года, умер 1(0) октября 1942 года, ССП СССР».

Мария Максимова в Елабуге занималась переводом «Анабасиса Кира» (или «Отступление десяти тысяч») – главного сочинения древнегреческого писателя и историка Ксенофонта. Кроме перевода, она подготовила еще комментарии к этому сочинению.

Литературная и общественная деятельность

Елабужская газета «Сталинский путь» 5 декабря 1941 года в заметке «Хроника культуры» сообщала, что «Группа писателей полна творческих замыслов и желания работать. Темы и жанры этих работ чрезвычайно разнообразны и в большинстве продолжают творческую линию каждого писателя в недавнем прошлом. Критик и театровед М.Б. Загорский работает сейчас над большим литературоведческим трудом об истории русской театральной критики. Поэтесса Н. П. Саконская пишет цикл новых детских песен и стихов. Писатель-маринист Е. С. Юнга работает над морскими рассказами. Еврейский писатель Е. М. Марголис заканчивает новый роман на современную тему. Драматург Т.С. Сикорская работает над киносценарием «Талка» о жене командира Красного флота. Поэт-юморист С.Б. Болотин пишет цикл одноактных пьес и стихотворных фельетонов, предназначаемых для литературного театра и местной прессы».

В Елабуге состоялся литературный дебют Саши Соколовского, сына Н.П. Саконской. В 1942 году в местной газете были опубликованы три его стихотворения.

Эвакуированные писатели активно участвовали в общественной работе. В Елабуге был открыт Литературный театр, организованный писательским сообществом.

Та же газета «Сталинский путь» писала: «В планах театра – создание и постановка коротких пьес и интермедий на современные и злободневные темы. В работе находятся лирическая комедия С. Болотина и Т. Сикорской «Тулупчик», одноактная сценка тех же авторов «Чужой дом» и драматический этюд Н.Е. Добычина «Связистки».

Репетиционная работа и первые спектакли литературного театра проходили в помещении Пионерского клуба. Он располагался на первом этаже здания детской библиотеки (ул. Тойминская, 9).

Кроме современных постановок, на сцене театра были сыграны классические водевили по произведениям Чехова, Каратыгина.

5 февраля 1942 года в Пионерском клубе прошел литературный вечер, посвященный 80-летию А. П. Чехова. Зрителям представили инсценировку по рассказам писателя.

Среди старых альбомов-отчетов библиотеки за 1941 год была найдена запись о выступлениях эвакуированных писателей: «Была установлена связь с писателями. Детская писательница Саконская Н.П. устроила встречу с читателями, где обсудили книгу «Поющее дерево», а затем этот опыт был перенесен в интернаты и в район. Писатель Добычин устроил вечер сказок по своим произведениям…»

В Елабужском учительском институте работали кружки художественной самодеятельности. Хоровой кружок разучил антифашистские песни, драмкружок подготовил к постановке пьесу Квасницкого «Тесть». Обоими кружками руководил Вадим Сикорский.

Писатели вносили вклад в создание фонда обороны – приобретали лотерейные билеты государственного военного займа 1942 года, для реализации которого по разнарядке СНК ТАССР Елабужскому району была установлена сумма более 1 млн рублей. Вместе с елабужанами эвакуированные участвовали в сборе теплых вещей для бойцов Красной Армии.

Попытки уехать и окончание эвакуации

Многие эвакуированные писатели пребывали в тяжелом моральном состоянии, мечтали вырваться из Елабуги, уехать в Москву.

Т. Сикорская и С. Болотин добились разрешения выехать на фронт.

До конца войны они сотрудничали во фронтовой газете.

В 1942 году после смерти Н. Добычина Загорский из Елабуги просит руководителя Союза писателей А. Фадеева разрешить ему приехать в Москву хотя бы в командировку: «Если вы будете медлить, – то в Елабуге погибнет третий из членов писателей, погибнет зря».

Марика Гонта, приехавшая в Елабугу уже после смерти Цветаевой, умоляла Фадеева вызволить ее: «Здесь люди живут весом и ценой дыма, пролитой воды, тряпки, микроскопическими, молекулярными интересами, достойными каких-то одноклеточных, если бы природа не позволила себе шутку – дать им слово...»

Не сложилась жизнь в Елабуге у Нины Саконской, она тяжело болела. Ее сын Александр пытался покончить с собой, мать вынула его из петли.

Уже в начале 1942 года она делает попытку выехать из Елабуги, но тщетно.

В мае она просит А. Фадеева о вызове в Москву. Он отвечает отказом: «Повторяю снова, прописаться в Москве категорически невозможно. Могу вызвать вас в командировку, на краткий срок…»

О состоянии Н. Саконской писал в своем отчете С. Болотин: что она в последние месяцы тяжело болеет и нуждается в неотложной помощи.

В середине 1942 года ей все-таки удалось выехать из Елабуги, а сын был отправлен в Горький в военное училище.

В 1943 году все эвакуированные писатели уехали из Елабуги. Марина Цветаева осталась в Елабуге навсегда.

Л. И. Сагирова, С. В. Губайдуллина Елабужский государственный музей-заповедник

Продолжение в следующем номере «Новой Камы»